Я был уже изрядно пьян, когда она попросила меня войти. Что тут
думать, в конце концов? Поддатый, я ввалился в двери очередной, закопченной дневным
смогом забегаловки. Хотя, скорее, это был бар, если это место, куда нищие пропойцы
спускали свои последние купюры, конечно, могло вообще носить хоть какое-то имя.
Пока она хлопотала, усаживая меня рядом с собой, я все-таки пытался
вспомнить - где же я ее подцепил?
Каждая из стен вяло осматривала меня. Я был неинтересен даже
этому богом, хотя сомневаюсь, что он его вообще когда-либо знал, забытому месту.
В унылом баре не было ни души, если не считать четверки алкашей
сидевших в одном из углов. Эти черти уже давно продали душу Его Величеству Бухлу. Со стойким смирением я выслушивал, что она шептала
мне на ухо. Мило прижимаясь и пошло лаская мое плечо своими волосами, она лепетала.
С чувством, она водила мое сознание по волнам какой-то сущей околесицы. Я лишь улыбался. Я знал – она моя.
Она захотела водки, и не в моих правилах было отказывать, когда
дама угощает. Поднявшись, она направилась
к барной стойке, а я остался наслаждаться видом ее гарцующего зада. Шлепнув пару
купюр на пьяный от дешевого алкоголя стол, она позвала бармена. Бармен был хороший,
крепкий мужик, но жизнь посчитала нужным и его прекрасную личность разбавить хорошей
порцией дерьма. Может быть поэтому, пока она платила, он с такой неприкрытой неприязнью
смотрел прямо в мои опухшие глаза. Таких как я он знал наизусть. А я знал, что сейчас
мне перепадет еще больше внимания от этой симпатичной крошки.
Она села еще ближе. Ее нисколько не смущал мой одурманенный вид.
Мы выпили. Затем еще, еще, еще. Я все больше и больше оседал на хлипкий стол передо
мной, а она - на мое плечо. Под столом я чувствовал, что ее попка ерзает по дешевой
и замыленой коже дивана, это продолжалось до тех пор пока она не остановилась чертовски
близко к моим ногам. Ситуация принимала предсказуемый оборот и я повернулся, чтобы
шепнуть ей пару слов. Она встретила мое намерение улыбкой. Все что мне оставалось,
просто взять ее за руку, просто поцеловать ее припорошенный волосами висок и просто
повести ее за собой в уборную. Когда мы проходили мимо барной стойки, ее хозяин
что-то кричал нам в след. Какая разница, что?
Само собой, все кабинки были свободны и мы выбрали ту, где неприятный
запах досаждал меньше всего. Внутри места с натяжкой хватало на двоих.
Я взял ее за талию, и она вяло, словно тряпичная кукла, прильнула
ко мне. Я ощутил тепло ее губ. Медленно, то и дело оступаясь, я попятился назад.
Ее руки воевали с моими волосами, глаза читали каждую пору на моем лице, губы мечтали
о чем-то своем. Вместе мы упали на прикрытый крышкой унитаз. Я отольнул от нее,
расстегнул верхние пуговицы своей рубашки - она была готова.
Страстно я обхватил руками ее лицо и прижался к нему. Горячим
дыханием растекаясь по каждому витку ее уха, я начал.
Начал рассказывать то, что волновало меня больше всего. Я рассказывал
ей все, с самого начала. Как с приходом зари я собираюсь, неспешно еду, всегда немного
опаздывая. Как я всегда получаю бриф, непонятный для меня ребус. Рассказывал, что
у меня есть напарник, мой несравненный кореш, с которым мы отвечаем за все и что
наши мозги работают в одном формате. Впрочем, и получаем мы тоже вместе. Рассказывал,
о своем неуемном соседе, который донимает меня своими шутками и радует своими пошлыми
байками.
Она лишь непонимающе хлопала глазами в ответ. Но я не останавливался,
ритмично я продолжал вливать информацию в ее уши. Я упомянул о своих провалах, когда
ты так погано чувствуешь себя, выслушивая всю слякоть, несущуюся в твою сторону.
И о победах, когда видишь дитя своих извилин - о том приятном ощущении и гипертрофированном
чувстве гордости. Я говорил и говорил. Я не мог остановиться. И она уже начала стонать
в ответ. Я смеялся и вспоминал те замечательные попойки, непонятные ночные вылазки.
Мне нравилось то, чем я занимался. Я зжал ее еще сильнее и словно молитву шептал
ей о своих планах, о своей еще не родившейся жизни. Внезапный стук в дверь разрушил
наш маленький мир. Кто-то настойчиво рвался внутрь, сотрясая все пространство вокруг.
С двойным рвением я продолжил рассказывать о том, что меня так волновало.
Щеколда слетела с петель и на пороге оказался тот самый бармен.
Взявши меня, как какого-нибудь пацана, за шкирку, он протащил меня через весь бар
и выволок на улицу. Мутными и безмятежными взглядами четверка алкашей смотрела на
эту привычную сцену.
На улице этот проклятый бармен весьма грубо отчитал меня. Я не
слушал его. Мир плыл у меня перед глазами, а я плыл вместе с ним, ища новое пристанище
в ночи и новые уши для моей истории.
