Письмо с северной станции

Здравствуй мама! Точнее привет.  Не знаю, отчего мне так хочется обращаться к тебе столь вежливо? Может после того перевода на северную станцию все так поменялось? Помнишь Сережу, я писал тебе о нем как то? Его перевели и теперь я один слежу за всеми показаниями. Иногда скучно конечно, но в остальном работа лучший оберег от нудных вечеров. Пока не забыл, хочу сказать тебе спасибо за то, что ты мне подарила за эти годы.

О доброте

Что мы знаем о северных медведях? Наверное, ты ждешь, что я повисну на вопросе длинной и пространной тирадой в ответ, но за эти несколько лет, что я был здесь не узнал, веришь, ничего нового: они большие, ленивые, сильные и очень любят поесть. Кстати о последнем. Представь себе, прихожу я однажды с прогулки, а он внутри – огромный, белый, наинаглейший медведь. Стою я – сидит он, смотрим друг другу в глаза. Мои умные – его сытые. Я медленно пячусь, он вяло наступает… В общем, мамуль, захлопнул я дверь прямо перед его носом и остался мерзнуть снаружи. Стою. Думаю. Через окно, знаешь ли, не видно ничего. В ухо шепчет мороз: «Андрей, холодно!». И правда, я же тебе не говорил вроде, но у нас и до минус тридцати бывает. Решаю решительно решать ситуацию. Мой план был прост: у меня с собой было немного консервов, что я захватил с поста на котором собирал данные; я вываливаю их содержимое на снег, выкладываю из него аккуратненькую дорожку в сторону от дома, как в той сказке про крошки и малышей, тихонько открываю дверь, медленно отступаю в сторону и оставляю медведя вести трапезу. И что в итоге? Дверь открыта, секунды остывают, медведь доедает передо мной, а я не знаю, как так все получилось.

Страшно мне было мам, не то слово. Словно зуд какой-то, аж до костей въелся, страх этот.

В детстве ты мне всегда говорила – доброжелательность. Поэтому я снял портфель с данными и скарбом и бросил белому мишке. Он отвлекся, фыркнул и врезавшись в лямку зубами, потащил сумку прочь. На улице было слишком холодно, поэтому я не стал затягивать этот печальный миг расставания.

О любви к красоте

Я не расстаюсь с ощущением, что я здесь чужой. Знала бы ты, как одиноко мне бывает. Белый цвет опостылел, он всюду, скоро, думаю настанет тот момент, когда закрывая глаза я буду видеть только этот проклятый цвет, но никак не спасительную тьму. Тем более прекрасен тот перелом, когда наступает ночь, когда алые сумерки, теплящиеся последними шорохами солнца накатывают клечатым одеялом на торчащие белые хребты, тогда хочется бросится вперед, как если бы это было теплое море и утонуть в обманчивых волнах. Пойми меня правильно, я не собираюсь расписывать все красоты, но если бумага и привыкла терпеть, то мое терпение не безгранично.

Какие виды играют здесь ясной безоблачной ночью: мороз словно схватывает все вокруг, погружая в сон даже воздух, который оседает ледяной тяжестью у меня в груди; наверху тучей мигают звезды и ты как-будто чувствуешь себя значимее, важнее. Знаю, обычно людей посещает другое ощущение, но здесь, один, ты понимаешь, что твоя голова - последняя преграда, превращающая строгую космическую энергию в ритмы букв и мыслей. Это вдохновляет. Вдохновляют ослепительные рассветы, призывающие окоченевшую ночь жужжать, сдаваться под напором огня, и хотя снег не тает и лето не наступает, тает мое сердце и светится моя душа. За умение говорить с прекрасным, за то что ты посвятила  этому годы жизни, за это я хочу сказать тебе спасибо.

О нетерпеливости

Обычно я очень нетерпелив, поэтому мам, не сердчай, я всего пару раз пробежался по этому тексту. Обещаю исправиться.

Об оптимизме

Когда я приехал сюда впервые нас здесь было только двое. Я думал, что с Сергеем у меня завяжутся прочные, если не дружеские, то хотя бы рабочие отношения, но этого не случилось. Наоборот, день за днем меня раздражало его уныние, его душевная скука, нежелание воспринимать жизнь как опыт. Это чувство и закрытое пространство вокруг превратили меня в крайне раздражительного человека. Мне хотелось обидится на весь мир, назло ему топнуть ногой и попросить отвернуться от меня, но знаешь, сколько бы я не злился - ничего не менялось. И тогда я решил мам, что мое преображение в моих руках. Я стал готовить. Да, да, ты не ослышалась. Где-то в темных расщелинах станции мне удалось откопать книжку с рецептами и теперь бобовые смущают меня не больше, чем не бобовые. Серега, который по началу с некоторой опаской относился к моим кулинарным изысканиям чуть позже смиловистился и пришел к выводу, что мои блюда не так уж и плохи. Более того, пару раз он даже выкладывал их в интернет. А это мам, значит многое. И я стал к нему немного по-другому относиться, оказалось, что этот человек большую часть своих переживаний попросту прячет и не очень ьто стремится указывать к ним путь. Словом, работа пошла бойчее и мы стали находить множество мест, куда с интересом и пользой можно приложить свои силы. Затем появился киноклуб, клуб дальних походов и, в конце концов, мы завели кота. Ну, то есть, Серега выпросил у начальства и выписал из Москвы это животное. Жалко, что он так к нему привязался, что забрал его в итоге с собой на другую станцию. Думаю, ты уже давно догадалась, что я тебе рассказываю это не потому, что хочу похвастаться своими кулинарными навыками...


Бумага у меня уже заканчивается, лето близко, скоро увидимся! Целую, скучаю, люблю.

шутка

Было нестерпимо жарко, казалось, что каждый глоток воздуха оседал вязкой жижей на стенках гортани. Город тлел изнутри. Бетонные и кирпичные стены сужались и сжимали горячими тисками каждого, кто имел неосторожность оказаться на улице в это время. Не то что люди, но даже автомобили, все городское движение двигалось, словно наперекор времени – медленно и отстранено, а оно само - время, по колено увязло в собственной отслоившейся плоти.

Жизнь бурлила только в маленьких очагах, городских кафе и офисах, где во всю завывали кондиционеры. В одном из таких, в небольшой забегаловке играл телевизор. Его мало кто слушал, но ему прекрасно удавалось вжиться в отрепетированную роль звукового фона.

- «Майк, Майк, слышишь меня? Да, сейчас я нахожусь в национальном центре исследования погоды в Денвере, и к сожалению я не могу порадовать тебя хорошими новостями. Ученые говорят об аномально….»

Экран транслировал выпуск новостей. Точнее это был длинный часовой выпуск, какие бывают в двенадцать по полудню. И как обычно, на все кафе был только один заинтересованный, кто слушал говорливого Майка, опрашивающего взъерошенных и взволнованных, словно нагулявшиеся коты, сотрудников метеорологического центра.

Внезапно его треп прервало экстренное сообщение: в кадре появился президент. Да он самый, в черном костюме, на фоне белого дома. За руку он держал жену, рядом стояли дети, за ним, чуть поодаль, выстроились линией министры, губернаторы и еще бог весть кто. Он кивнул в камеру, слабо улыбнулся и начал говорить:

- «Дорогие соотечественники, граждане нашей великой страны! Я хочу обратиться к вам со своим последним посланием. Я не хочу вдаваться в долгие технические подробности, к тому же это уже и не важно, но в течение ближайшего часа наша планета будет уничтожена. Произойдет столкновение с кометой и все живое на планете погибнет. Проведите это время с любимыми, попрощайтесь с детьми, помяните тех, кто не дожил этого часа. Или просто посвятите эти минуты тому, кто рядом, даже если рядом сидит незнакомец. Мы… Мы были хорошей семьей. С нами Бог!», он вздохнул – «Ваш президент».

Было видно, что эта речь дается ему нелегко, жена рядом заплакала, дети тихонько завыли. Оператор перестал фокусироваться на президенте и взял общий план белого дома. Над ним, словно зарница нового рассвета чертила свой путь комета. Огромная звезда на небе, она медленно горела и становилась все больше и больше, превращая голубое небо в алую простыню.

Хозяин забегаловки молча выключил телевизор. Отстраненным взором он окинул пустые столы своего кафе. Те немногочисленные посетители, что в нем еще остались, в спешке выбежали на улицу. За окном послышались крики. Улица трещала от народа. Люди ломали окна, били машины и лица друг другу, кто-то страстно рыдал, а кто-то навзрыд целовался. Вся эта кутерьма продолжалась до того мига, пока свечение с неба не заполнило все вокруг и люди, обезумев, не упали разом на колени – кто в мольбе, кто в бессильной злобе. Еще минута…

- «Да ладно? Повелись? Ахахахахахаа. Опять повелись, ну вы даете! Как дети, ей богу. Развел как котят, хахахах, представляете?! Да ладно, расслабьте булки уже -идите приберитесь что ли. Хахахахахаха, вот школота.»

Голос звучал ото всюду, он резонировал в черепах, шел субтитрами в глазах. Этот голос был необъясним и созвучен всем языкам. Но свет прекратился, огромный огненный шар развернулся и улетел прочь, отдавая Земле ее прежние краски.